Russian New Year’s Eve: Christmas, the Fourth of July and Thanksgiving, All Rolled Into One

For a holiday that eclipses every other on the Russian calendar, the chef Bonnie Frumkin Morales of Kachka in Portland, Ore., goes all out with her family.

By Julia Moskin

PORTLAND, Ore. — Many chefs say their passion for cooking was shaped in their mothers’ kitchens. Often, because her food was so delicious; sometimes, because it was so terrible.



For the chef Bonnie Frumkin Morales, it is more complicated than that.

“I was always embarrassed by the food at home,” said Ms. Morales, the chef and co-owner of the popular restaurants Kachka and Kachinka here in Portland, where she reinterprets the Russian-Soviet home cooking she grew up with. With a combination of nostalgia, finesse and funk, she breathes new life into ingredients like cured fish, pickled cherries, wild mushrooms, farmer’s cheese and pumpernickel bread.

This entire project would have seemed preposterous to Ms. Morales’s younger self. As she grew up in the Chicago suburbs in the 1990s with parents who had recently emigrated from the Soviet Union, it seemed to her that everyone else ate only American food: chicken nuggets, frozen pizza, steak.

At her house, there was sauerkraut fermenting in the basement alongside endless rows of pickled fruit and vegetables. Dinners included smelly fish and whole grains and Old World specialties like jellied calf’s foot and cured skeins of fish roe. Often, the kitchen was filled with wild food like berries and mushrooms that her parents insisted on gathering from the woods, and sometimes from neighbors’ yards.

In college, she finally worked up the courage to invite friends to dinner, luring them with the promise of unlimited vodka. “I told them the food would be super-weird and they might want to eat before they came,” she said. “They did not disagree.”

Although Ms. Morales, 37, was born and raised in the United States, her parents, Slava and Luba Frumkin, spent most of their lives in Belarus (then the Byelorussian Soviet Socialist Republic). Like many émigrés from the former Soviet Union, they use “Russia” as shorthand for the complicated place they come from.

They brought with them, and continue to this day, centuries-old traditions of Russian cooking and eating, with some Soviet-era flourishes layered on top. And as was customary in the Soviet era, they celebrate New Year’s Eve with a feast that eclipses every other holiday on the calendar.

Before any Frumkin gathering, the women of the family cover the table with zakuski, appetizers that prevent hunger and preserve sobriety during the pre-dinner period of talking and toasting that can go on for hours.

At a recent party, a preview of the New Year’s Eve feast, in the Portland suburb Happy Valley, Mrs. Frumkin and her sister-in-law, Asya Rokhkind, covered every inch of the table with meticulously arranged dishes, along with a giant round platter of stuffed eggs placed in whorls like a Busby Berkeley dance number. (One section of Ms. Morales’s 2017 cookbook “Kachka: A Return to Russian Cooking,”is titled “How to Tetris Your Table.” It illustrates how to maximize table space.)

Mrs. Frumkin calmly laid out black sturgeon caviar and red salmon roe; three kinds of salted, pickled and smoked fish; home-pickled green tomatoes, apples, red peppers and quinces; salads of eggplant and beets and potatoes and mushrooms and cucumbers; stuffed eggs and cabbage leaves and eggplant rolls; sliced beef tongue, jellied calf’s feet and cured pork loin.

“Russians never lost all those skills of preserving food for the winter,” Ms. Morales said. And for them, it wasn’t a pretty artisanal fantasy: with the chronic food shortages in the Soviet Union, she said, “They needed that food to live.”

Although the Frumkins lived in Belarus for generations, they did not escape the upheavals of the 20th century. Mr. Frumkin’s mother, the only member of her family to survive the Nazi occupation, escaped her town’s ghetto in 1941 and traveled for months on foot to join resistance forces in Ukraine. On the way, challenged by a town warden, she passed through only because she knew the Ukrainian word for duck: kachka.

“This is proof that there are miracles,” said Mr. Frumkin, making the first of many toasts to his mother, who was still alive and living in Minsk when her descendants finally left in 1980.

He, Luba and their son, Simon, then 6, were part of the great wave of Jewish families who left the Soviet Union after emigration rules were relaxed in the 1970s. When they moved to Chicago, they continued speaking Russian at home, so Ms. Morales is fluent in the language as well as in the food.

Now the whole family, as well as a new generation of grandchildren (who were waiting impatiently for the chocolate kolbasa, a fudgy confection that looks like salami, to be served) lives in the Portland area.

But in some ways, the Frumkins remain Russian, and New Year’s Eve remains the biggest holiday of the year: Christmas, the Fourth of July and Thanksgiving rolled into one.

The reasons for this go back to the years after the 1917 Bolshevik Revolution, when the vast properties of the Russian Orthodox Church were nationalized, religious instruction was outlawed and believing in miracles was officially forbidden.

About a decade later, the Soviet regime banned the celebration of Christmas. (Dec. 25 was made a national “day of industrialization,” to be observed by going to work.) New Year’s Eve was declared an official holiday, celebrated at midnight with approved concerts and fireworks. Gradually, Christmas traditions like trees, presents and sweets crept into the New Year’s celebration, including a nonreligious Santa figure called Grandfather Frost who hands out gifts with the help of his granddaughter, the Snow Maiden.

The modern celebration is a family dinner that lasts well into the morning of Jan. 1, accompanied by a multihour televised gala featuring Russian pop stars, glitter, fireworks and an address to the nation from President Vladimir Putin.

On New Year’s Eve, the zakuski course may not end until midnight, when hot dishes are finally served: luxuries like braised short ribs, Georgian chicken tabaka (pan-roasted with lots of garlic and pressed flat, like chicken under a brick), mushrooms and potatoes cooked in lush smetana, the Russian crème fraîche.


When the soprano Anna Netrebko, 47, was growing up in the Russian city of Krasnodar, she said, New Year’s Eve included all the secular elements of Christmas: a tree, presents and a family feast.

“Christmas and church was not prohibited by then,” she said. “But it was no longer part of our tradition.” She follows the custom of covering the zakuski table from edge to edge at her annual New Year’s Eve bash in Manhattan. (This year, however, at midnight on Dec. 31 she will be at the Metropolitan Opera, singing the title role at the gala premiere of a new production of “Adriana Lecouvreur.”)

Even outside Russia, she said, it is not possible to ring in the New Year without a majestic bowl of Salat Olivier, an elaborate mayonnaise-bound chicken and vegetable mélange that is Russia’s modern national dish. Poached chicken is folded with diced potatoes, pickles, eggs, carrots and whatever is dictated by family tradition (in czarist days, crayfish and caviar for the wealthy; in Soviet times, bologna and canned peas for all). When made well and served fresh, as at the Frumkin household, it is shockingly delicious.

“Without Olivier,” Ms. Netrebko said, “you cannot have a Russian party.”

Rich dishes like Olivier, salmon and salo (pork fatback), and traditional dense, dark breads, are seen as protecting the stomach from the alcohol and astringency of the usual accompaniment to zakuski — shots of vodka.

At the same time, vodka is considered good medicine, Ms. Netrebko said, echoing a common belief. “It kills the germs during the Russian winter,” she said, when bitter weather keeps everyone inside.

Although vodka is traditional for toasting, Champagne and Cognac are also popular now in Russia, representing the new pleasures of conspicuous consumption.

“In the Soviet years, everyone had vodka — sometimes too much vodka — but only the elite could get French Cognac and Champagne,” said Israel Morales, Ms. Morales’s husband and the father of their two sons, Noah, 9, and Isaac, 2. Mr. Morales is not Russian (his heritage is Latino, and he grew up in Kansas City, Kan.), but he has fully embraced the Russian style of eating and entertaining, and is Ms. Morales’s partner in the restaurants.

Ms. Morales said he was the first “outsider” ever to be impressed, instead of confused, by her family’s food. “The first time he came to dinner, we left and he said, ‘What the hell happened back there? That was one of the best meals I’ve ever had.’”

At the time, both had graduated from culinary school and were working at Tru, then one of the most ambitious restaurants in Chicago.For her, it was his admiration that eventually cracked open the door to Kachka, where she serves slightly more elegant renditions of her mother’s food, and specialties from as far afield as Georgia, Uzbekistan and Siberia. New Year’s Eve is the busiest night of year at Kachka, and it is where her family now celebrates, with her father dressed up as Ded Moroz, Grandfather Frost.

“This is great food from a sophisticated civilization, even if it’s not what they teach in culinary school," she said.

She is particularly proud of her restaurant’s extraordinary handmade dumplings, including feathery folded vareniki stuffed with sour cherry compote or farmer’s cheese, and plumper pelmeni, filled with meat and herbs.

Mr. Morales said his first Russian New Year’s Eve began after he and Ms. Morales finished the holiday shift at Tru.

“It was after 1 a.m. when we left the restaurant, we had to drive 90 miles north from the city through a snowstorm, and when we got there they hadn’t even served the main course yet,” he said. “That is when I realized that dinner had a whole different meaning to these people. They just love to be at the table.”

Original: https://www.nytimes.com/2018/12/21/dining/russian-recipes-new-years-eve.html?action=click&module=Well&pgtype=Homepage&section=Food

Даже вдали от России невозможно встречать Новый год без грандиозной миски салата оливье, который в России является современным национальным блюдом. Считается, что такие сытные блюда, как салат оливье, лосось и сало, а также традиционный черный хлеб защищают желудок от алкогольного воздействия водки, пишет «Нью-Йорк Таймс».


Джулия Москин (Julia Moskin)

Портленд, штат Орегон — Многие повара говорят, что их страсть к кулинарии сформировалась на кухнях их матерей. Зачастую по причине того, что мамина еда была очень вкусной, а иногда — потому что она была отвратительной.

Для шеф-повара Бонни Фрумкин-Моралес (Bonnie Frumkin Morales) все гораздо сложнее.

«Домашняя еда всегда меня смущала», — говорит г-жа Моралес, шеф-повар и совладелец популярных ресторанов «Качка» и «Качинка», расположенных здесь же, в Портленде, где она переосмысливает русско-советскую домашнюю еду, на которой выросла. Готовя «с душой», чувством ностальгии, мастерством и деликатностью, она вдыхает новую жизнь в такие продукты, как копченая рыба, маринованная вишня, лесные грибы, творог и черный «бородинский»

Раньше, когда Бонни Моралес была моложе, вся эта затея показалась бы ей нелепой. В 1990-е годы, когда она росла в пригороде Чикаго с родителями, недавно эмигрировавшими из Советского Союза, ей казалось, что все остальные едят только американскую еду — куриные наггетсы, замороженную пиццу, стейки.

А в подвале ее дома квасилась капуста рядом с бесконечными рядами банок с консервированными фруктами и овощами. На ужин они ели специфически пахнувшую рыбу и каши, а также закуски «из прошлой жизни» — например, холодец из телячьих ножек и соленую красную икру. На кухне часто в изобилии были «дары природы» — ягоды и грибы, которые, как считали ее родители, должны быть обязательно собраны в лесу, а иногда — на участке у соседей.

В колледже она, наконец-то, набралась смелости пригласить друзей на ужин, соблазнив их обещанием, что водки будет вволю. «Я сказала им, что еда будет очень необычной, и перед тем как приходить, им, наверное, надо будет поесть, — рассказывает она. — Они согласились».

Хотя 37-летняя Бонни Моралес родилась и выросла в США, ее родители, Слава и Люба Фрумкины, большую часть жизни прожили в Белоруссии (тогда БССР). Как и многие, кто эмигрировал из бывшего СССР, они, рассказывая откуда они родом, вместо названия этого места (которое понять довольно сложно), говорят «Россия».
Они привезли с собой и до сих пор продолжают соблюдать многовековые традиции русской кулинарии и культуру еды — приукрашенные некоторыми советскими «изысками». И, как было принято в советские времена, Новый год они празднуют, устраивая такое застолье, которое затмевает любой другой праздник в году.

Каждый раз перед тем, как Фрумкины собираются праздновать, женщины ставят на стол множество закусок, чтобы до ужина — пока все беседуют и произносят тосты, что может продолжаться не один час — люди не были голодными и не опьянели.

На недавней вечеринке накануне новогоднего застолья в пригороде Портленда Хэппи-Вэлли г-жа Фрумкин и ее невестка Ася Рохкинд (Asya Rokhkind) уставили тарелками с закусками весь стол, не оставив на нем ни сантиметра свободного места. Там же они поставили еще и гигантское круглое блюдо с фаршированными яйцами, уложенными таким образом, что все это напоминало калейдоскопический танец Басби Беркли (Busby Berkeley). (Один из разделов вышедшей в 2017 году поваренной книги г-жи Моралес «„Качка": возвращение к русской кухне» называется «Как разместить на вашем столе как можно больше блюд». В нем показано, как по максимуму использовать пространство стола).

Г-жа Фрумкина не спеша выставила на стол черную осетровую икру и красную икру лососевых рыб, три вида рыбы — соленую, маринованную и копченую. Домашние соленые зеленые помидоры, моченые яблоки, красный перец и айву. Салаты из баклажан, свеклы с картошкой, грибами и огурцами. Фаршированные яйца и капусту, и рулетики из баклажанов. Нарезанный говяжий язык, холодец из телячьих ножек и карбонад.

«Русские никогда не теряли всех этих навыков заготовки продуктов на зиму, — говорит Моралес. И учитывая постоянный дефицит продуктов, для них это не было какой-то блажью, занятием ради удовольствия, чтобы занять руки — эта еда была им нужна, чтобы выжить».

Представители семейства Фрумкиных жили в Белоруссии из поколения в поколение, и им не удалось избежать потрясений XX века. Мать Фрумкина, единственная в семье, кто пережил немецко-фашистскую оккупацию, в 1941 году сбежала из гетто в своем городе и несколько месяцев шла пешком, дойдя до территории Украины, где вступила в отряд сил сопротивления. Когда она добралась до одного населенного пункта, ее окликнул часовой, и ей удалось пройти лишь благодаря тому, что знала, как будет по-украински утка — «качка».

«Это доказывает, что чудеса бывают», — говорит Фрумкин, произнося первый из многих тостов за свою мать, которая была еще жива и жила в Минске, когда ее потомки в 1980 году уехали навсегда. Они с Любой и их сыном Симоном, которому тогда было шесть лет, как и многие еврейские семьи, уехали из Советского Союза после того, как в 1970-е годы эмиграционные правила стали менее жесткими. Когда они приехали в Чикаго, они дома продолжали говорить по-русски, поэтому Бонни Моралес свободно говорит на этом языке — а также хорошо знает русскую кухню.

Теперь вся семья, а также новое поколение — внуки (которые с нетерпением ждали, когда подадут шоколадную колбасу, кондитерское изделие наподобие трюфеля, по виду похожее на салями) живут в районе Портленда.

Но в каком-то смысле Фрумкины остаются русскими, а новогодняя ночь для них по-прежнему является самым большим праздником в году — это Рождество, Четвертое июля и День благодарения вместе взятые.

Причины этого связаны с событиями первых лет после большевистской революции 1917 года, когда огромные владения Русской православной церкви были национализированы, религиозное обучение было объявлено вне закона, и вера в чудо была официально запрещена.

Примерно через десять лет советская власть запретила празднование Рождества (25 декабря было объявлено государственным праздником — «Днем индустриализации», который следовало отмечать выходом на работу). Канун Нового года был объявлен официальным праздником, который отмечали в полночь утвержденными «наверху» концертами и фейерверками. Постепенно в празднование Нового года незаметно проникли рождественские традиции — такие как елки, подарки и сладости, в том числе нерелигиозное воплощение Санты по имени Дед Мороз, который раздает подарки вместе со своей внучкой Снегурочкой.

Сегодня празднование Нового года — это семейный ужин, который длится до самого утра первого января и сопровождается многочасовым телевизионным гала-концертом с участием российских поп-звезд, блеском, фейерверками и обращением к народу президента Владимира Путина.

В канун Нового года закуски не должны заканчиваться до полуночи, когда, наконец, подаются горячие блюда — такие роскошные, как тушеные ребрышки, грузинский цыпленок табака (жареная на сковороде с большим количеством чеснока и сплющенная под прессом, как курица под кирпичом), грибы с картофелем, приготовленные в большом количестве сметаны.

Когда 47-летняя оперная певица Анна Нетребко росла в российском городе Краснодаре, в праздновании Нового года, по ее словам, были все атрибуты Рождества, не имеющие отношения к религии — елка, подарки и семейное застолье.

«К тому времени Рождество и церковь уже не были под запретом, — рассказывает она. — Но это уже не было частью нашей традиции». На ежегодной новогодней вечеринке у себя дома на Манхэттене она по традиции заставляет весь стол стол закусками. (правда, в этом году в новогоднюю ночь она будет в Метрополитен-опера, где будет исполнять главную партию на гала-премьере новой постановки оперы «Адриана Лекуврер»).

Даже вдали от России, по ее словам, невозможно встречать Новый год без грандиозной миски салата оливье (сложной смеси из куриного мяса и овощей, заправленной майонезом), который в России является современным национальным блюдом. Вареное куриное мясо смешивается с нарезанным кубиками картофелем, соленьями, яйцами, морковью и всем, что предусмотрено семейными традициями (в царские времена для богатых это были раки и икра, а в советские времена для всех — колбаса и консервированный горошек). Если салат приготовлен хорошо и подается свежим, как дома у Фрумкиных, это потрясающе вкусное блюдо.

«Без оливье, — говорит Нетребко, — русского застолья не бывает».

Считается, что такие сытные блюда, как салат оливье, лосось и сало (свиной жир), а также традиционный плотный, черный хлеб, защищают желудок от алкогольного и вяжущего воздействия водки, которую обычно подают к закускам.

При этом водка считается хорошим лекарством, говорит Анна Нетребко, подтверждая всеобщее убеждение. По ее словам, «она убивает микробы во время русской зимы», когда из-за холодной погоды люди вынуждены находиться в помещении.

Хотя при произнесении тостов традиционно пьют водку, сейчас в России также популярны шампанское и коньяк, которые являются новыми источниками удовольствия, символизирующими «статусное» потребление.

«В советские времена все пили водку — иногда слишком много водки — но только элита могла достать французский коньяк и шампанское», — говорит Исраэль Моралес (Israel Morales), муж Бонни Моралес и отец их двоих сыновей — девятилетнего Ноа, и двухлетнего Исаака.

Г-н Моралес родом не из России (его предки — выходцы из Латинской Америки, а сам он вырос в Канзас-Сити, штат Канзас). Но он полностью проникся русской культурой питания и развлечений и вместе с женой Моралес занимается ресторанами.

По словам Бонни Моралес, он был первым «чужаком», которого еда в ее семье не смутила, а привела в восторг. «После того, как он пришел к нам на ужин в первый раз, мы вышли, и он сказал: „Черт возьми, что это было? Этот ужин был одним из лучших в моей жизни"».

Тогда они оба окончили кулинарную школу и работали в Tru, одном из самых амбициозных ресторанов Чикаго. Именно его восхищение и побудило ее со временем открыть «Качку», где она готовит немного более элегантные варианты блюд своей матери и традиционные блюда в таких далеких краях, как Грузия, Узбекистан и Сибирь. В новогоднюю ночь в ресторане «Качка» как никогда много посетителей, и именно здесь праздник отмечает ее семья — при этом отец наряжается Дедом Морозом.

«Это прекрасная еда, являющаяся наследием цивилизации высокого уровня — даже если этому и не учат в кулинарной школе», — говорит она.

Особенно она гордится необыкновенными пельменями ручной лепки, которые готовят в ее ресторане, в том числе затейливо слепленными варениками с консервированными вишнями или творогом, и большими пельменями, начиненными мясом и зеленью.
Исраэль Моралес говорит, что его первый русский Новый год начался после того, как они с Бонни отработали праздничную смену в чикагском ресторане Tru.

«Когда мы вышли из ресторана, был уже час с лишним ночи, и нам пришлось в метель ехать из города 145 километров на север, и когда мы туда добрались, на стол еще даже не подали основное блюдо, — рассказывает он. — И вот тогда я понял, что для этих людей ужин имеет совершенно другое значение. Они просто любят сидеть за столом».

Перевод: https://inosmi.ru/